— Языческая простота! Я сижу в ресторане, с газетой в руках, против меня за другим столом — очень
миленькая девушка. Вдруг она говорит мне: «Вы, кажется, не столько читаете, как любуетесь моими панталонами», — она сидела, положив ногу на ногу…
Неточные совпадения
— Ты можешь понравиться
девушке, и она тебе тоже: она
миленькая…
— Теперь я нашла трех таких
девушек. Ах, сколько я искала! Ведь я, мой
миленький, уж месяца три заходила в магазины, знакомилась, — и нашла. Такие славные
девушки. Я с ними хорошо познакомилась.
«Какая
миленькая и умненькая
девушка», — проговорила сама с собою Татьяна Ивановна и совершенно осталась довольна своим успехом: она все видела и все очень хорошо поняла.
Мавра Тарасовна. Погоди,
миленький! Ничего я тут особенного не вижу; это часто бывает. Сейчас я все дело рассужу. Кто виноват, с того мы взыщем, а для чего мы
девушку здесь держим? И не пристало ей пустые разговоры слушать, и почивать ей пора. Ну-ка ты, стража неусыпная!
Курёвушка, курева
Закурила, замела.
Закутила-замутила
Все дорожки, все пути:
Нельзя к милому пройти!
Я пойду стороной,
С милым свижуся,
Поздороваюсь:
«Здравствуй,
миленький дружок,
Ко мне в гóсти гости́
Да подольше сиди:
С стороны люди глядят,
Меня,
девушку, бранят.
Уж как нынешние люди
Догадливые.
Догадливые, переводливые!
Ни кутят, ни мутят,
С тобой, милый, разлучат».
Так же, по мнению Сурминой, и в портрете Тони живописец погрешил. Андрей Иванович называл ее хорошенькой,
миленькой, а мать нашла, что она более чем хорошенькая и привлекательна в высшей степени. Но и в этом случае нашлось для него извинение. Он писал к ней во время своего страстного поклонения другой очаровательной
девушке, перед ослепительной красотой которой все, ее окружавшее, представлялось ему в тени, на заднем плане.
—
Миленькая! Постой!
Миленькая Платонида Андревна, постойте! — заговорил Пизонский, вылезая из-за своей засады. — Я к тебе,
девушка, не с злом пришла.
—
Миленький, ты не рассердишься? Не сердись, я подруг сюда позвала. Так, некоторых. Ничего? Понимаешь: очень мне захотелось им тебя показать, суженого моего,
миленького моего. Ничего? Они славные, их нынче никто не взял, и они одни там. А офицеры по комнатам разошлись. А один офицерик видел твой револьвер и похвалил: очень хороший, говорит. Ничего?
Миленький, ничего? — душила его
девушка короткими, быстрыми, крепкими поцелуями.
—
Миленький! да зачем же ты револьвер отдал! — вопила
девушка, отбиваясь от городового. — Да зачем же ты бомбу не принес… Мы бы их… мы бы их… всех…